Тед Хьюз. Ворон рисует себя в китайской фреске

[mr_stapleton]

Трава встаёт лагерем, пучками,
С пиками и флагами, в вечерних сумерках.

Приходит призрак
С боязливыми рёбрами танка
Сжатого до влажной картонной коробки,
И вся команда скалится в улыбках
Словно со свадебной фотографии
Обугленной, с чёрными краями, во влажном пепле –

Дрожат мои тонкие подошвы,
А мимо с жутким блеском летит сернистая молния.
И люди пробегают мимо, кашляя и спотыкаясь.
(Картинка размыта, ведь даже глаз дрожит)
Деревья кашляют и трясутся,
Огромные ящерицы скачут, высоко подняв головы,
И лошади вырываются на волю.
Земля трескается между пучками
Под моими ногами, словно пытающийся заговорить рот,
Погребальное сердце и кишки земного шара
Пытаются заговорить вопреки гравитации,
Ещё тёплый замерший мозг только что умершего бога
Пытается заговорить
Вопреки истончающей смерти,
Избитая, окровавленная, отнятая от тела голова планеты
Пытается заговорить,
Отрубленная до рождения,
Укатившая в космос, с разбитым ртом
И всё ещё шевелящимся языком, пытается
Найти мать среди звёзд и кровавых брызг,
Пытается кричать –
И голос дрозда, сидящего на сливе,
Всё дрожит и дрожит.

И сам я призрак. Призрак генерала,
Застывший за шахматной доской.
Прошла тысяча лет, пока
Я двинул одну фигуру.

Закат ждёт.

Пики и флаги ждут.



Ted Hughes. Crow Paints Himself into a Chinese Mural


The grass camps in its tussock
With its spears and banners, at nightfall.

A ghost comes
With the circumspect ribs of a tank
Crumpled to wet cardboard
And all the crew grinning out
As out of a wedding photo
Scorched, black-edged, in wet ashes –

My thin shoesoles tremble,
And the sulphur-blast passes, the fright-glare.
And the people scamper past, coughing and stumbling.
(The picture blurred, for even the eye trembles)
The trees cough and shake,
And the great lizards go galloping past, heads high,
And horses breaking to freedom.
The soil cracks between tussock and tussock
Between my feet, as a mouth trying to speak,
The mortuary heart and guts of the globe
Trying to speak, against gravity,
The still-warm, stopped brain of a just-dead god
Trying to speak
Against its thickening death,
The mauled, blood-plastered, bodiless head of a planet
Trying to speak,
Lopped before birth
Rolled off into space, with mouth smashed
And tongue still moving
To find mother, among the stars and the blood-spittle,
Trying to cry –
And a blackbird sitting in the plum tree
Shakes and shakes its voice.

And I too am a ghost. I am the ghost
Of a great general, silent at my chess.
A thousand years have gone over
As I finger one piece.

The dusk waits.

The spears, the banners, wait.