Стивен Джеррард. Посвящение
Каждый раз, подъезжая к Энфилду, я сбрасываю скорость и медленно, как черепаха, миную Ворота Шэнкли. Я опускаю глаза к Мемориалу Хиллсборо. Я вижу дары, принесённые девяноста шести болельщикам "Ливерпуля", не вернувшимся с полуфинала Кубка ФА в 1989-м. Я вижу шарфы, оставленные фанатами команд-гостей, знаки уважения рядом с венками от семей, чьи слёзы никогда не высохнут. Я вижу вечный огонь, напоминающий миру, что те девяносто шесть никогда, никогда не будут забыты.
Пока моя машина дюйм за дюймом преодолевает пространство у Мемориала, я смотрю на имена тех, кто упал на трибуне Леппингз-лэйн, чтоб больше никогда не подняться. На одном имени мои глаза останавливаются. Джон-Пол Джилули, десяти лет, самый маленький из тех, кто никогда не уехал из Шеффилда. Болельщик, умерший, следуя за любимой командой. Мальчик, у которого урали только-только начинавшуюся жизнь. Задавленный насмерть на трибуне, негодной для человеческих существ. Я знал Джона-Пола. Он был моим кузеном. По моей спине пробегает холодок. Я осеняю себя крестом и еду дальше.
Я припарковываю машину и вступаю на Энфилд, всё ещё думая о Джоне-Поле, о его родителях, и о том, как же мне повезло. Мне было почти девять, когда Хиллсборо забрал у нас Джона-Пола. Нас разделяло чуть больше года разницы в возрасте, но объединяла любовь к футболу. Джон-Пол обожал "Ливерпуль" с той же страстью, с какой я каждый раз натягиваю красную футболку. Мы были так похожи. Схожие мерсисайдские дома, схожие интересы. Джон-Пол приходил гонять мяч на улице рядом с моим домом в Хайтоне на окраине Ливерпуля, с гордостью щеголяя формой "Ливерпуля". Клуб был для Джона-Поля целым миром.
Как у каждого человека с Мерсисайда, суббота 15 апреля 1989 года стала вечным рубцом в моей душе. В доме, где я рос, ФК "Ливерпуль" был религией, так что едва услышав, что во время матча что-то случилось, мы собрались у телефизора посмотреть новости. Я и мой отец Пол, моя мама Джулия и брат Пол сидели и, не веря своим глазам, вглядывались в кадры. Мы с дрожью вслушивались во всё новые детали. Я не мог предствить себе эту жуть на Хиллсборо. Постичь эту кровавую бойню не мог никто из нас. Почему? Как? Кто? Столько вопросов. В тот вечер атмосфера в нашем доме давила просто страшно. Каждый из нас тревожно повторял: "Неужели кто-то из знакомых был на этом матче? Господи, только бы никто не ездил". В конце концов я отправился спать. Я поднялся по лестнице и бросился в кровать в надежде, что сон разгонит мои мысли. Не тут-то было. Образы Хиллсборо держали меня. Наконец, уже под утро, я забылся тревожным сном.
В половине девятого утра в дверь постучали. Я сбежал вниз и отпер. У двери стоял дедушка Тони. Не говоря ни слова, он прошёл в переднюю. Зашевелились остальные члены семьи, и вскоре мы все собрались в передней и ждали, что скажет дед. Мы все знали, что что-то неладно. Дед живёт далеко за дорогой, и вообще он не тот человек, который выйдет из дома в 8.30 утра в воскресенье. "Нашу семью Хиллсборо не миновал", - подумали мы. Взгляд на лицо деда ясно говорил - случилось что-то ужасное.
"У меня плохие новости, - сказал он. - Джон-Пол мёртв".
Нас душили слёзы, гнев и смятение. Мы не знали, что Джон-Пол был на игре. Он регулярно ходил на Энфилд, но полуфинал Кубка - дело особое. Дед объяснил. Джеки, мама Джона-Пола, как-то смогла раздобыть билет. Она знала, как важно Джону-Полу увидеть своих героев в таком важном матче. Это же всего-навсего Шеффилд, каких-то семьдесят миль. И он так хотел поехать. Джона-Пола взял с собой друг семьи. Они уехали из Ливерпуля субботним утром в восторженном возбуждении, но Джон-Пол так и не вернулся. Никогда не вернулся с матча. Эти слова будут мучить меня всю жизнь.
Жестокая процедура вскрытия означала, что похороны Джона-Пола отстояли во времени от Хиллсборо. Я не ходил на похороны из-за школы. Во всяком случае мне так сказали. На самом деле я уверен - отец просто не хотел, чтобы я был на похоронах. Родители пытались защитить меня. Я был всего-навсего ребёнком, пытавшимся понять, как это мой кузен мог погибнуть, поддерживая команду, которой мы оба восхищались.
Я как раз начал заниматься в академии "Ливерпуля", и на некоторое время после Хиллсборо тренировки отменили. Когда занятия всё-таки возобновились, по шокированному выражению лиц тренеров было ясно, что несчастье затронуло весь клуб, весь город. В нашей семье Хиллсборо остался темой разговоров на многие месяцы. Даже сейчас, семнадцать лет спустя, мы порой прикасаемся к этой всё ещё открытой и незаживающей ране.
Каждая встреча с родителями Джона-Пола в дни моего ученичества на Энфилде давала мне дополнительную мотивацию. Перед моим дебютом за "Ливерпуль" они сказали: "Джон-Пол так гордился бы тобой". Во время того матча я чувствовал взгляд Джона-Пола, радовался, что осуществляю нашу с ним общую мечту. В победном возбуждении я всегда думаю о Джоне-Поле, о том, как взволновала бы его победа "Ливерпуля". Моё сердце разрывается на части каждый день от одной мысли, что Джона-Пола с нами больше нет.
"Ливерпуль" потрясающе отнёсся к семье Джона-Пола. Ко всем людям, потерявшим любимых на Хиллсборо, проявили заботу и помогли. И до сих пор помогают. "Ливерпуль" - клуб, держащийся на сострадании, глубоко укоренённый в общине. Помню, Джеки рассказывала отцу, как клуб им помогает. Каждый год в годовщину Хиллсборо "Ливерпуль" проводит богослужение на Энфилде. Игроки обязаны его посещать. Это правильно. Команда обязана показывать своё уважение к тем девяноста шести. В 2005-м я пришёл, несмотря на жуткую простуду. Я не мог пропустить службу по Хиллсборо. Это часть моей жизни.
Обычно игроки встречаются на нашей тренировочной базе в Мелвуде и едут на Энфилд автобусом. По дороге я разговариваю с непонимающими игроками-иностранцами. "Куда мы едем? - спрашивают они. - Что мы делаем?" Они слышали о несчастье на Хиллсборо, но не знают всей истории. Я рассказываю, и они сидят безмолвно, в шоке. Я рассказываю о том, какой гнев вызвали некоторые публикации о Хиллсборо, и говорю, что Сан, превзошедшую всех в оскорблениях, никогда не будут читать ни в Мелвуде, ни на Энфилде, ни у меня дома. Каждый фанат "Ливерпуля" - ярый противник Сан. Я болею за "Ливерпуль", уважаю взгляды болельщиков, и к тому же потерял на Хиллсборо члена своей семьи. Я не прикоснусь к этой газете. Игроки-иностранцы проявляют большое уважение. Не знаю никого из них, кто не хотел бы выразить свои соболезнования. Они всегда посещают службу. Честь и хвала им и "Ливерпулю": это знак глубокого уважения, которое даже новички испытывают к клубу.
Для меня эта поездка всегда странная. Я еду с командой, но по прибытии вижу свою семью, и все мысли о Джоне-Поле приливают к голове с новой силой. Для меня участие в службе по Хиллсборо - не профессиональный долг, а глубоко личный. Я стою со склонённой головой и как скорбящий родственник, и как капитан команды. "Ливерпуль" обычно открывает Коп, где Джон-Пол и многие из погибших проводили субботние дни. Служба длится пару часов. Мы поём гимны, молимся и скорбим о тех девяноста шести. В 2006-м я читал и испытал невероятные эмоции. Во время слукжбы мы иногда разговариваем с Полом Харрисоном, бывшим запасным вратарём "Ливерпуля". Пол потерял на Хиллсборо отца. Кошмар. Я не могу представить себя без родителей.
Семьи всячески поддерживают друг друга. В "Ливерпуле" Ты Никогда Не Будешь Одинок. Наша знаменитая клубная песня - больше, чем текст плюс прекрасная мелодия; это договор между людьми. Мы вместе и в хорошие, и в плохие времена. Люди, работающие в Группе семей Хиллсборо, заслуживают высочайшей похвалы. Они хотят справедливости и никогда не сдадутся: так и надо. В Ливерпуле есть семьи с пустующим местом за столом, с нетронутой спальней наверху. Эти семьи нуждаются в справедливости. Я полностью поддерживаю кампанию, потому что сам нуждаюсь в этом. Мы должны точно знать, что случилось на Хиллсборо и кто в этом виноват. Против властей, позволивших девяноста шести невиновным людям умереть, необходимо принять меры. На Хиллсборо погиб мой кузен, и он не дождался справедливости. Разминаясь на Энфилде, я вижу баннер "Справедливость для 96" и страстно киваю. Правительство должно провести настоящее расследование. Только тогда семьи девяноста шести смогут оставаться дома и скорбить, зная, что справедливость восторжествовала. Только тогда они смогут склониться над могилами любимых, зная, что кто-то привлечнё к ответу за эту чудовищную трагедию. Трагедию, которой можно было избежать.
Нельзя допустить повторения Хиллсборо. Никто не должен терять жизнь или родных на футбольном матче. Каждый раз, видя имя Джона-Пола вырезанным на холодном мраморе за Воротами Шэнкли, я наполняюсь печалью и гневом. Я никому никогда этого не говорил, но это правда: я играю за Джона-Пола.
From Gerrard. My Autobiography. London, Bantam Press, 2006.